– Dobro jutro! – заискивающе поздоровалась я, тихонько втягивая запах еды. Пахло одуряющее вкусно, или я просто очень проголодалась.
– Три часа дня, Александрова. Dobar dan! Умывайтесь – и бегом за стол.
Мысленно я подпрыгнула от радости. Ура! Меня накормят вкусненьким! А чего же я стою в проходе, как дура? Надо идти чистить зубы.
Вернувшись, нашла на обеденном столе пышущие жаром румяные оладьи, розетки с медом и с вареньем из лимонов и кабачков, а еще тарелку с ломтиками сыра и чайник травяного чая. Выяснила через пару минут, что напиток с мятой, чабрецом, а названий других трав я не знаю. Как же все аппетитно выглядит!
Так и не смогла решить, что вкуснее с оладьями: сладкий жгуче-душистый мед, нежное цитрусовое варенье или пикантный сыр. Попробовала все по очереди. Дважды. Сколько я съела, получается? Целых шесть оладий. Троглодит, а не человек.
Наверное, мне стало бы неловко за обжорство, если бы Государь – к слову, евший не спеша, аккуратно и, не побоюсь громкого слова, с аристократизмом – наблюдал за мной во время трапезы без доли пренебрежения, с веселым любопытством. Наверное, хозяин так смотрит на котенка или щенка, которого подобрал на улице, отмыл, положил еды и решил понаблюдать, как животинка кушать будет. Меня это злило, но не давало ни малейшего повода возмутиться.
– Неужели вы любите готовить? – попыталась завести светскую беседу.
Губы салфеткой не вытирала, а изящно промокнула. Вот, мол, смотри, я тоже умею вести себя за столом. Выглядело по-детски: с вызовом и одновременно с желанием произвести впечатление.
Черный маг видел меня насквозь: в глазах заблестели смешинки, уголки рта приподнялись. Как же его забавляет мое поведение; нравится наблюдать, как мне неуютно под его взглядом; и понимать, что я прекрасно чувствую: меня читают, как открытую книгу.
– Не сказал бы. Но меня это не напрягает.
– Простите за нескромный вопрос, вы югослав?
– Прощаю. Только на четверть, а что?
Вот оно как. Но четверти достаточно, чтобы объяснить югославские имя и фамилию Государя. Дедушка был из тех мест? Вслух интересоваться не стала.
И я неспроста употребила слово «югослав». Если Судару много больше тридцати, он вряд ли бы поправил меня и сказал, что у каждого югослава своя национальность: привык к этнониму. А если столько, на сколько выглядит, уточнил бы. Уточнений не последовало. Ну, я почти не сомневалась в своей правоте. Сколько же вам на самом деле лет, Государь?
– Вы прощаетесь и приветствуете меня на сербохорватском, – решила прояснить все эти laku noć и dobar dan.
Судар не торопился отвечать: придвинул к себе мою чашку, наполнил почти до краев ароматным напитком, вернул, налил себе и только потом снизошел до объяснений.
– Я досконально изучил личные дела вашей группы, прежде чем выбрать научных руководителей. Насколько помню, конкретно вы изучали в университете американский английский, японский и, как ни странно, хорватский. Последний берут крайне редко. Из европейских языков обычно рвутся на немецкий или французский. Иногда – на итальянский или испанский. Кто знает украинский или белорусский, хватается за польский: тогда учить почти нечего.
Это правда. Мы учим целых три языка на случай работы за рубежом. Один – американского континента, один азиатский и один европейский. Почему я выбрала американский английский, думаю, понятно: возможно, придется жить в США. Японский? Я смотрела аниме с оригинальной озвучкой десять лет. Хоть не с нуля начинать. Чаще берут китайский, но и нихонго весьма популярен. А сербохорватским хотят заниматься только потомки сербов, хорватов, черногорцев и бошняков, осевших в России. Ах, вот в чем дело! Судар подумал, что выбор европейского языка связан с моими предками.
– У меня не было в роду хорватов.
– А кто был? Вы не чисто русская.
Да у него глаз-алмаз. А еще… как быстро мы соскочили с национальности Судара и перешли на мою. Он мастер переводить стрелки даже в мелочах.
– Я русская. На три четверти. Остальные двадцать пять процентов приходятся на польскую и турецкую кровь.
– Славянка с примесью турецкой крови? Понятно, с чего я подумал про хорватов. А почему язык такой взяли?
– Одни сходят с ума от певучести итальянского, другие – от резкости и отрывистости немецкого, кто-то обожает слащавость – простите – сексуальность французского, а я таю от сербохорватского. Очень красивый язык. И учить проще: столько слов знакомых.
Государь, удовлетворившись объяснением, кивнул.
– К чаю хотите печенья, конфет?
Я дернулась.
– Нет, я и так вас объела.
Научрук только ухмыльнулся. Предугадал мое желание сказать: «Я компенсирую это деньгами». Нет, ну как ему удается?
– Не забивайте себе голову. Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, – он интонацией подчеркнул последнее слово, – я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье, – Государь резко стукнул дном чашки о блюдце. Я легко поняла значение этого жеста: «И точка!»
Ясно. Спорить смысла нет – все равно сделает, как сказал. Да я и не считала нужным препираться. Он прав: я многим рискую и делаю это не для получения диплома, а для его величества. Считает нужным оплачивать риск – пусть оплачивает. Это справедливо.
– Но, если помоете посуду, буду вам очень признателен.
Я усмехнулась. Понятно, цари не любят возиться с грязными тарелками.
– Помою-помою, мне не сложно, – я поднялась с насиженного места и начала переставлять чашки, блюдца и тарелки с приборами к раковине.