И все же… Все же, обманывать себя – удел натур слабых, писала Маргарет Митчелл. Сама я считала самообман глупостью, а не слабостью – и по жизни себе не лгала. И сейчас не стану. Да, за все снесенные унижения, страхи и перспективы гибели мне отчаянно хотелось отомстить Государю. Каким образом? Самым женским, конечно. Влюбить в себя и отвергнуть. Вот, мол, вам! За безобразное отношение. А я вашей никогда не стану. Ах, какая сладкая была бы месть. О путях влюбления профессора в себя я, конечно, даже и не думала еще, но результата хотелось до боли. А тут – такой конфуз. Не в его вкусе. Ну и черт с ним!
Ладно, осознала, призналась себе, отвела душу – а теперь пора умываться и чистить зубы.
Едва я успела закончить с утренними водными процедурами, как меня перехватил Государь. Сухо пожелав доброго утра, он, ни слова более не говоря, потащил меня куда-то из квартиры. На первом этаже я начала протестовать и упираться, и Государю пришлось взять меня за руку. Подъездная дверь открылась, и я сразу поняла, зачем профессор приволок меня вниз. С мороза вошел консьерж, высокий дядька лет сорока – сорока пяти с квадратными плечами, от которого веяло холодом и сигаретным дымом.
После приличествующих ситуации приветствий Государь свойственным ему прохладным тоном напомнил консьержу, который, как я уже поняла, был здесь по совместительству и охранником:
– Я просил вчера вечером никого ко мне не пускать.
– Да, Горан Владиславович, – поспешил заверить работник, – я так и сделал. В толк не возьму, как эта пигалица пробралась к вам… Но уверяю…
Профессор не стал слушать уверений и перебил.
Что у него за дурацкая манера такая – всех перебивать? Я бы с удовольствием дослушала. В конце концов, говорят обо мне.
– И это была моя ошибка. Извините, – сухо сказал профессор. – Эту, как вы выразились, пигалицу пускать ко мне в любой день, в любое время дня и ночи. На нее не распространяются никакие запреты.
Консьерж-охранник опустил глаза вниз, на наши сцепленные руки, попытался сдержать ухмылку – не получилось, хмыкнул, достал из нагрудного кармана спецовки пачку сигарет и, пока закуривал, оценивающе оглядел меня.
– Конечно, Горан Владиславович. Как скажете. Пускать в любое время дня и ночи, шо ж тут непонятного. Сделаем.
Государь хотел что-то добавить, но отказался от затеи.
Мужчины попрощались. Государь – сдержанно и с достоинством. Консьерж-охранник нарочито подобострастно, однако хитрый прищур глаз говорил куда больше, чем наемный работник хотел бы выразить.
В лифте я заговорила первой.
– Он же решил, что я ваша… любовница, – к щекам прилила кровь.
– Вы прямолинейны, – развеселился Государь. – Но это качество мне в вас все больше импонирует.
Да, он прав. Можно было сделать вид, будто ничего не произошло. А я наоборот – сакцентировала внимание. Я закусила губу.
Улыбка в секунду исчезла с его лица, взгляд стал равнодушным. Профессор пожал плечами и как ни в чем не бывало возразил:
– А вам не наплевать, что он там решил?
– Ну, не знаю… может быть… – стушевалась я.
Некромант ухмыльнулся и слегка качнул головой вбок, будто говоря: «Вот видите».
– Но почему… почему вы не попытались объяснить? – не отставала я.
– Если бы я рассказал, что вы моя студентка, пишете у меня диплом, он бы решил, что я оправдываюсь, и укрепился в своих подозрениях. Так что не обращайте особого внимания.
Я фыркнула. Мне так не понравился оценивающий взгляд этого консьержа-охранника. Он будто прикидывал, могу ли я быть девочкой по вызову. Однако спортивный костюм, тапочки и моя ненакрашенная физия убедили его в бредовости такой идеи. А будь у меня ярко накрашенные губы, мини-юбка, кто знает…
– Как ваше свидание? – внезапно сменил тему разговора Государь.
– А ваше? – огрызнулась я.
– У меня не было свидания. Вчера вы многое слышали и поняли достаточно. Так как у вас прошло?
– Нормально прошло. Но не мое это, – продолжала я ершиться.
Ну почему меня так задела реакция этого мужика? Глупость какая. Потому что он меня вчера вытолкал взашей?
– То есть вашего отъезда на выходных не ждать? – преувеличенно любезным тоном поинтересовался хозяин квартиры.
– Даже не надейтесь.
– А жаль. Пора бы перестать вздыхать по Вильянову.
Я вздрогнула, как от удара, и резко повернулась к Государю. Вежливая улыбка, искорки в глазах – да он забавляется.
Расстроенная, я забыла, с кем говорю: на ком стоит концентрировать все свое внимание и, беседуя, взвешивать каждое слово.
– Да вы… да я… Да как вы можете?!
– Могу. Честно и откровенно.
– Как?..
– Как я понял? – смешок. – Когда мой аспирант заходит в аудиторию, ваше личико приобретает глупейшее выражение восторга. Становитесь похожи на жизнерадостную кретинку.
Я внутренне ощетинилась.
– Зато вы даже ради своей любимой измениться не смогли! – желчно выдала я, переводя стрелки на преподавателя.
– Измениться? Да вы, видно, шутите. Люди не меняются.
– Неужели?
– Говорю как есть. А желание изменить партнера, подогнать под свои чаяния – самая распространенная ошибка как мужчин, так и женщин. Человека надо либо принимать таким, какой есть, со всеми достоинствами, недостатками, тараканами, либо не начинать отношений с ним. Во всяком случае, серьезных.
Что же получается? Государь принимал свою девушку со всеми недостатками, а она хотела его переделать? Это он пытается сказать?
– Вы, может, и в любовь не верите? – не хотела я отступать и ввернула в беседу, как мне казалось, каверзный вопрос. Но я снова забыла, с кем говорю.