Убийца, выбрав удачный метод, не меняет его, если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего. Не изменил себе Потрошитель и в этот раз. Сзади, большим острым ножом по горлу, слева направо, от одного челюстного сустава – к другому. Элизабет не смогла вскрикнуть – разрезанные связки, трахея – только вскинула правую руку к горлу.
Потрошитель подхватил падающую женщину под плечи и уложил у самой стены клуба, стараясь не шуметь. Но тут у ворот послышался стук копыт. Это зеленщик Льюис Димшутц, управляющий клубом, подъехал на телеге, запряженной пони.
Ну вот, Потрошитель уже думает, как сбежать. Пора и мне слиться с физическим телом. Надо успеть до криков: «Полиция! Убийство!»
Вернулась не вовремя: как раз когда зеленщик трогал тело хлыстом. Только бы меня не заметил. Чуть бы попозже прийти. Спряталась за воротами, выжидая, пока недоумевающий зеленщик не войдет в клуб за свечой.
Все, иного способа не быть увиденной ни Потрошителем, ни Льюисом Димшутцем, ни толпой зевак, которые сбегутся на его крик, нет. Запустила браслет времени, выставила время отправления и прибытия вручную и, обойдя телегу с серым пони, удушливо пахнущим прокисшим потом и немытой шерстью, нырнула в ворота и подбежала к телу.
Элизабет лежала на левом боку, лицом к стене. Кровь растеклась бы огромной лужей, если бы под шеей жертвы не оказался водосток. Правая, окровавленная рука, покоилась на груди, левая все еще сжимала бумажный пакетик с леденцами, освежающими дыхание. Ноги вытянуты. Из-под промокших юбок видны только подошвы и каблуки сапог. Я метнулась к груди жертвы, где приколот букетик из розы и папоротника, вынула из кармана линзу времени и поднесла как можно ближе к остановившемуся сердцу. Только бы успеть, только бы забрать время, пока меня не перенесло к месту следующего, второго на сегодня, убийства!
Потрошителя спугнули. Он начал свою кровавую ночь, но ему не позволили насладиться чужой смертью, упиться властью и могуществом, исполосовать и искромсать жертву. Теперь он в ярости! Как голодный зверь, перед носом которого пронесли кусок свежего мяса с кровью и не дали насытиться. В темноте мелькнула тень. Потрошитель тем же путем, что и я, выбежал со двора, унося с собой отчаянную жажду повторить убийство и завершить кровавый ритуал, безумную пугающую фантазию.
Когда зеленщик выбежал во двор со свечой, все годы Элизабет Страйд уже перетекли в линзу-ловушку. Браслет времени сработал – и я перенеслась на Митр-сквер, площадь, до которой пешком Потрошитель дойдет минут за двенадцать-пятнадцать. И за это время я должна успеть удачно спрятаться.
Отправление.
Место: Великобритания, Лондон, Бернер-стрит, 40.
Дата: 30 сентября 1888 года.
Время: 01:00.
Прибытие.
Место: Великобритания, Лондон, Митр-сквер.
Дата: 30 сентября 1888 года.
Время: 01:00.
В эту самую минуту из полицейского участка выпустили Кэтрин Эддоус, задержанную вчера, в полдевятого вечера. Если бы полицейские не решили освободить ее посреди ночи, она не попалась бы Потрошителю и осталась жива.
Да, но он убил бы другую. Без сомнений, маньяк нашел бы себе вторую жертву 30 сентября 1888 года и изуродовал ее почти до неузнаваемости. Просто ее бы звали иначе.
Так что же случилось с Кэтрин Эддоус пять часов назад? С удовольствием с вами поделюсь.
Констебль Льюис Робинсон увидел у одного из домов толпу и подошел узнать, что произошло. На тротуаре лежала в стельку пьяная женщина. Констебль спросил у толпившихся, знает ли кто-нибудь, где она живет. Никто ответить не смог. Служитель порядка поднял женщину и усадил на тротуар, но она упала.
Пришлось просить помощи коллег. Полицейские доставили Эддоус в участок, но женщина была так пьяна, что не смогла сказать ни где живет, ни кто бы мог за ней прийти. Когда спросили, как ее имя – пробормотала: «Никак». Около девяти вечера Эддоус закрыли в камере.
После полуночи, проспавшись, женщина запела. Угомонить ее не удалось.
В час ночи, когда предыдущая жертва Потрошителя Элизабет Страйд лежала у клуба с перерезанным горлом, Кэтрин Эддоус допытывалась, когда ее выпустят.
Полисмен ответил:
– Как только сможешь о себе позаботиться.
Кэтрин заявила, что прекрасно может о себе позаботиться, и поинтересовалась сколько времени.
– Слишком поздно, чтобы раздобыть выпивку, – ответил констебль.
– А все же, сколько? – не отставала Кэтрин.
Констебль ответил, что уже час ночи, и женщина сникла:
– Несладко придется дома!
Она боялась гнева своего сожителя Джона Келли.
Констебль Хатт отпер камеру и предостерег Эддоус:
– Веди себя прилично. И не смей напиваться!
Отвел женщину в участок, где ее допросил сержант. Кэтрин назвалась фальшивым именем и дала ложный адрес:
– Меня зовут Мэри Энн Келли. Я живу на Фэшн-стрит.
Констебль Хатт отпер двери и выпроводил Кэтрин из участка, не забыв предупредить, чтобы та закрыла за собой входную дверь.
– Спокойной ночи! – пожелала полицейским Кэтрин, оставила входную дверь распахнутой и отправилась навстречу смерти.
Если бы только она не довела полицейских пением, если бы тихо просидела в камере до утра, если бы не хотела еще выпить… Сколько же этих «если бы»?
Митр-сквер – это небольшая площадь, окруженная складами, пустыми домами и несколькими магазинами, которые в час ночи, естественно, закрыты. Я читала, что днем здесь полно людей: торговцы фруктами и овощами, продавцы лотерейных билетов, бизнесмены и толпы покупателей. Но сейчас – ни души, площадь тонет в темноте. Всего один фонарь – и тот метрах в двадцати. Холодно, сыро, продолжает накрапывать дождик – я промокла до нитки – и ни зги не видно. А времени – в обрез. Пришлось прятаться на другом конце площади, где живет констебль с семьей.